Роза Каттафи много лет экономила, чтобы купить дом своей мечты — небольшой домик в тихом районе Торре-Фаро, ветреной деревне на северо-восточной оконечности Сицилии. Из её окна открывается вид на сверкающий Мессинский пролив. В течение 11 лет этот вид был её спокойствием, её наградой за годы тяжёлого труда.
Теперь у неё могут всё это отнять.
Не за преступление. Не ради общественной безопасности.
А ради мегапроекта, которого почти никто из местных не просил — моста стоимостью €13,5 млрд, который должен соединить Сицилию с материком.
Но Роза не собирается сдаваться.
«Я много жертвовала, чтобы купить этот дом», — говорит 66‑летняя женщина. — «У меня нет плана Б. Меня не интересуют деньги. Если они разрушат мой дом, они разрушат и меня».
Мост уже более века является предметом политических мечтаний — и кошмаров. Его предлагали, отменяли, возрождали и снова откладывали. Теперь правительство Джорджи Мелони «воскресило» проект, представляя его не только как инфраструктуру, но и как стратегический объект для НАТО.
Но местные жители видят это иначе.
Они видят принудительное переселение. Видят коррупцию. Ещё одно обещание, которое оставит после себя недостроенные дороги, пустые строительные леса и изуродованные пейзажи — как это уже не раз бывало на юге Италии.
«Они хотят силой отобрать наш дом», — говорит 74‑летняя Четтина Лупои, чей дом, в котором она живёт почти 30 лет, находится на пути будущего моста. — «Мы этого не допустим».
Мост должен протянуться на 3,7 км через одну из самых сейсмоопасных зон Европы — тот самый пролив, где в 1908 году произошло землетрясение, унесшее десятки тысяч жизней.
Кто это одобрил? И, что важнее… почему именно сейчас?
Даже контракт на €10,5 млрд, отданный компании WeBuild (бывшая Impregilo), вызывает вопросы. Первый тендер был объявлен ещё в 2006 году. Он был отменён. Затем, тихо, правительство Мелони «реактивировало» старый контракт — без нового тендера, без конкуренции.
Это вообще законно? Адвокат Антонио Сайтта, представляющий некоторых из владельцев, столкнувшихся с угрозой отчуждения имущества, говорит — нет, и готов оспаривать это в суде.
Посмотрите на карту. Вы увидите сотни красных точек — каждая из них обозначает дом, сад, историю семьи, которые вскоре могут быть стёрты с лица земли, чтобы освободить место для 400‑метровых опор моста и 40 км дорог и железных путей.
Вы также увидите протестные плакаты.
Недавно тысячи людей вышли на улицы Мессины. Кто-то держал фотографии своих домов. Кто-то пришёл с детьми. Речь шла не только о бетоне и стали. Речь шла о личности, сообществе и растущем страхе перед тем, что решения принимаются где‑то далеко, без их согласия.
Луиджи Стурниоло, местный библиотекарь и организатор протестов, сказал прямо:
«Эти грандиозные проекты строятся не для людей. Они строятся для того, чтобы направлять государственные деньги в частные руки».
Помимо домов и районов, мост угрожает и глобальной ценности: Мессинский пролив — важнейшая маршрут миграции птиц, сотни видов пролетают здесь между континентами.
Орнитолог Анна Джордано, консультант WWF, назвала это как есть: экологический вандализм.
«Это место, его уникальное биоразнообразие, принадлежит всему миру».
Экологические организации уже обратились в Европейскую комиссию, предупреждая, что проект нарушает природоохранные законы ЕС. Если его утвердят, это может создать опасный прецедент разрушения природы под видом прогресса.
В Вилла-Сан-Джованни, маленьком городке на материке, где должен заканчиваться мост, мэр не радуется. Она в ужасе.
«Весь город превратится в строительную площадку», — говорит Джузи Каминити. — «Мы будем полностью парализованы».
Она также сомневается, что проект вообще осуществим. Перевозки на паромах снизились вдвое за последние 20 лет. Сейсмический риск остаётся. А если строительство начнётся и остановится — как многие опасаются — останется очередное незавершённое обещание и никакого выхода.
Этот мост называют «величайшим, когда-либо построенным», даже посол США. Но такие похвалы звучат пусто для тех, кто стоит перед бульдозерами.
Потому что за каждым заголовком стоит Роза.
Четтина.
Луиджи.
Даниэле.
Люди, которые построили жизни, а не просто дома.
Они не протестуют против прогресса. Они протестуют потому, что прогресс, когда он реализован без участия людей, становится чем-то совсем другим.